В Нойе Сан-Суси, наверняка, много потайных комнат. Должно быть, некоторые из них как-то используются, а другие, возможно, нет. Аннарозе это не очень интересует, ей вполне хватает той единственной комнатки, дверь в которую замаскирована зеркалом в гостиной. Там по ее большой просьбе (и по личному распоряжению императора, разумеется) оборудована кухня, и Аннарозе может готовить в свое удовольствие, когда захочет, так, чтобы об этом потом не судачил весь дворец. Иногда она готовит что-нибудь для императора, потому что ему это нравится. Иногда для себя, чтобы скоротать время. И она всегда печет пирог, если знает, что Райнхард и Зиг приедут ее навестить. Это – традиция. С ними она обязательно съедает часть пирога сама, даже если ей совсем не хочется есть. А еще Аннарозе печет пирог каждый раз, когда они снова отправляются на войну. Из этого пирога она не берет себя ни крошки. Нетронутым выносит в сад и оставляет для птиц. Это -ритуал. Она, как ни старается, не может вспомнить, почему поступила так в первый раз, но теперь не делать этого попросту страшно. Вдруг удача отвернется от них? Нет, пусть уж птицы прилетают клевать пирог, а Райнхард с Зигом пусть возвращаются к ней живыми и невредимыми.
71 слово71 слово – …Еще капля твоей крови… И вместе с ней самый пустяк – то, чего у тебя нет. Аннерозе протягивает руку, резкий укол, и алая капля падает в рыжее пламя. Ведьма ухмыляется. – Это все? – спрашивает Аннерозе. – Все, милая, иди. Теперь от тебя ничего не зависит.
*** Холодные электронные глаза смотрят с экрана. – Генерал-адмирал Кирхайс погиб, защищая жизнь вашего брата. К сожалению, сейчас маркиз фон Лоэнграмм несколько… не в форме. Теперь все зависит от вас.
За окнами понемногу темнеет. Надо бы зажечь лампы, но сегодня вечером ей хватает единственной свечи – архаичной даже по меркам Рейха вещи ручной работы, какие поставляют в императорский дворец ради самых великолепных балов. Это знак роскоши, но она – сумевшая добыть связку таких свечей – не считает подобное важным. Для нее свеча имеет совсем другое значение. Огонь горит ровно, но всё равно неярко. Она подносит ткань чуть ближе к глазам. Ей нельзя ошибиться. Она поняла это давно – еще только выйдя из детского возраста: ее вышивания говорят о судьбе. То, что она вышьет ночами – не всякими, только определенными, но чаще всего она чует такие ночи сердцем, – то сбудется. Она ведет иголку четко, прокладывая узор – как он в это время прокладывает свой путь в море звезд. Она вышивает звездное море, корабли, сталкивающиеся на полях сражений, ярость и гнев, людей, спешащих навстречу неизбежности. Она вышивает незнакомые лица, но знает, что все они значимы для чего-то. Она вышивает, и это оставляет ее равнодушной. Она вышивает победу и торжество своего брата, и ее душа поет. Неслышно, тихо, ведь ничто не должно нарушать тишину. Только мерные движения иглы, только ровный огонь свечи. Только едва слышное дыхание. Она прикрывает глаза, и рука продолжает вышивание словно сама по себе. Судьба, которой еще только предстоит совершиться. Белый корабль, бесстрашно идущий навстречу будущему. На бледных губах появляется слабая тень улыбки. В распахнутом окне горит та самая – единственная – звезда.
Хотела было спросить, чем она заплатит за возможность вышить судьбу своему брату. Может быть, отсутствием собственной? Растворение в другом человеке и так-то без последствий не проходит.
В Нойе Сан-Суси, наверняка, много потайных комнат. Должно быть, некоторые из них как-то используются, а другие, возможно, нет. Аннарозе это не очень интересует, ей вполне хватает той единственной комнатки, дверь в которую замаскирована зеркалом в гостиной.
Там по ее большой просьбе (и по личному распоряжению императора, разумеется) оборудована кухня, и Аннарозе может готовить в свое удовольствие, когда захочет, так, чтобы об этом потом не судачил весь дворец.
Иногда она готовит что-нибудь для императора, потому что ему это нравится. Иногда для себя, чтобы скоротать время. И она всегда печет пирог, если знает, что Райнхард и Зиг приедут ее навестить. Это – традиция. С ними она обязательно съедает часть пирога сама, даже если ей совсем не хочется есть.
А еще Аннарозе печет пирог каждый раз, когда они снова отправляются на войну. Из этого пирога она не берет себя ни крошки. Нетронутым выносит в сад и оставляет для птиц. Это -ритуал.
Она, как ни старается, не может вспомнить, почему поступила так в первый раз, но теперь не делать этого попросту страшно. Вдруг удача отвернется от них?
Нет, пусть уж птицы прилетают клевать пирог, а Райнхард с Зигом пусть возвращаются к ней живыми и невредимыми.
не з.
Не заказчик.
А ритуал может быть любым на самом деле, главное, чтобы они вернулись.
заказчик
Спасибо, уважаемый заказчик!
Я переживала, что ритуал не подойдет.
Автор
А вы жестоки...
не з.
заказчик
Заказчик, как бы это ни было страшно, но такой вариант ещё и объясняет для меня нежелание Аннерозе видеться с братом после той трагедии.
второй автор.
не з.
Автор1
За окнами понемногу темнеет.
Надо бы зажечь лампы, но сегодня вечером ей хватает единственной свечи – архаичной даже по меркам Рейха вещи ручной работы, какие поставляют в императорский дворец ради самых великолепных балов. Это знак роскоши, но она – сумевшая добыть связку таких свечей – не считает подобное важным. Для нее свеча имеет совсем другое значение.
Огонь горит ровно, но всё равно неярко. Она подносит ткань чуть ближе к глазам.
Ей нельзя ошибиться.
Она поняла это давно – еще только выйдя из детского возраста: ее вышивания говорят о судьбе. То, что она вышьет ночами – не всякими, только определенными, но чаще всего она чует такие ночи сердцем, – то сбудется.
Она ведет иголку четко, прокладывая узор – как он в это время прокладывает свой путь в море звезд. Она вышивает звездное море, корабли, сталкивающиеся на полях сражений, ярость и гнев, людей, спешащих навстречу неизбежности. Она вышивает незнакомые лица, но знает, что все они значимы для чего-то. Она вышивает, и это оставляет ее равнодушной.
Она вышивает победу и торжество своего брата, и ее душа поет. Неслышно, тихо, ведь ничто не должно нарушать тишину. Только мерные движения иглы, только ровный огонь свечи. Только едва слышное дыхание.
Она прикрывает глаза, и рука продолжает вышивание словно сама по себе. Судьба, которой еще только предстоит совершиться.
Белый корабль, бесстрашно идущий навстречу будущему.
На бледных губах появляется слабая тень улыбки.
В распахнутом окне горит та самая – единственная – звезда.
Хотела было спросить, чем она заплатит за возможность вышить судьбу своему брату. Но поняла, что она, наверно, уже заплатила
Может быть, отсутствием собственной?
Растворение в другом человеке и так-то без последствий не проходит.
Красивый текст. А что она делает с этими вышивками потом?
Честно говоря, автор не знает.
Автор пересматривал второй опенинг, и автора переклинило.