У Оскара фон Ройенталя был только один друг. И один не-друг. А как еще назвать... этого. В детстве все почти как и во взрослой жизни: есть враги, есть друзья, есть цели и средства... Тот человек еще тогда умудрился не вписаться в привычную маленькому Оскару картину мира. Не-друг, не-враг, даже не посторонний - к посторонним не сбегают с завидной регулярностью погостить, точнее - отсидеться. А друзья не игнорируют столь показательно заскочившего "к Паулю" "друга". Вот уж кем они не являлись, так это друзьями: просто Оскару нужно было иногда побыть где-то вне дома, а этому странноватому Паулю было все равно, даже если он оставался у Оберштайнов ночевать. Те, почему-то, всегда разрешали. Однажды Оскару даже удалось затащить Пауля к себе. Тогда это казалось ему чудесной идеей - не станет же отец орать в присутствии постороннего? Не стал. Издевательски похлопал в ладоши, процедив с непередаваемым отвращением: - Достойная тебя компания. Ублюдок и урод. Оскар помнил, что не-друг тогда вздрогнул, казалось, что он вот-вот заплачет. Сдержался. А Оскар тогда кинулся на отца, молотя маленькими кулачками: как он смеет оскорблять его гостей? Отец тогда аж впал в прострацию - и Пауль успел оттащить преисполненного жажды мести мальчишку от большого и сильного взрослого. Видимо, поэтому никаких последствий этот инцидент не имел. Или потому, что вырываясь, Оскар сшиб с приятеля странную шапку, которую тот никогда на его памяти не снимал, разве что ночью, запирая ее в шкаф и строго-настрого запретив трогать. Веки его были закрыты. Не то, чтобы это было странным, особенно когда перед лицом активно размахивают руками, просто он не открыл глаза даже когда потянулся подобрать странную конструкцию, даже когда промазал - начал слепо шарить по полу, пытаясь нащупать предмет. Тогда это казалось забавным и невероятно смешным. Оскар чувствовал себя героем, а в глазах отца впервые читалось одобрение и он, смеясь, играл в такие необычные салки... Это был, наверное, самый счасливый день. Больше Пауль в гости не приходил. Сказал, с отвратительной прямотой, по праву не-друга, "мне не понравилось". Потом Оскар, обидевшись, решил тоже не ходить в гости к странному соседу, потом сосед лег в больницу на долгое- долгое время, а Оскар однажды вырос и ушел в армию, где и нашел себе друга без приставки "не". Всретил он своего не-друга лишь спустя много лет. Когда они встретились, Оскар его не узнал. Разве что по имени. Снятая с головы нелепая шапка-ведро утянула за собой и изрядную часть когда-то слишком богатой мимики. Осталось лишь лицо, маской занавесившее его не-друга. Впрочем, разве он сам лучше? Единственное, что напоминает детство - жесты. Бессознательные, более искренние чем слова и гримасы. Никто не позволит себе лишнего. Никто из них. Ни подхватить, ни ободрить, они же не-друзья. Они - конкуренты. Да и вообще нечего слепому делать в армии, не офицер - пародия. Такому даже в глаз не дашь, чтобы ненароком окончательно не прихлопнуть. Милый у них триумвират, отец бы одобрил: ублюдок, простолюдин и урод. И, как вишенка на торте - брат шлюхи во главе этого вертепа.
*** Пауль не то, чтобы был рад встрече со старым не-другом. Не то чтобы. Скорее смирился и пришел к выводу, что данное знакомство можно при достаточном желании обратить себе на пользу. Пауль не то, чтобы злился, он и узнал-то его только по фамилии - как тут забудешь фамилию склочного соседа? Он же напомнит. Ах, перестрелка у Ройенталя, ах, скандал, ах, вы не слышали - стрекочут, как кумушки и не скажешь, что фронтовые офицеры, если бы не форма. А сам трясешься, да обрываешь провод коммуникатора - не пристрелил ли кого? Ах, только окно шальная пуля разбила... но точно все целы? Точно-точно?.. Точно. Живы-здоровы - он облегченно выдыхает. Очередной раз. А в голове крутится навязчивое, что надо было придушить сопляка, пока мог, жилось бы спокойней... Глупость, конечно. Не придушил же, так чего вздыхать? Он, почему-то, о подобном даже не думал тогда, маленьким был, глупым. Как сказал какой-то мерзавец, урод и ублюдок достойная компания. Когда-то ему казалось, что такие как они должны держаться друг друга, нисмотря ни на что. Просто, потому, что остальные - по другую сторону. А потом Пауль вырос. Встреча была... вполне обычной. "Мальчик с ведром" - ну надо же... Сейчас Паулю даже смешно. Ну да - детский протез больше всего походил на ведро, надеваемое на голову, зато не требовал сложной операции. Сейчас ему удивительно, как это Оскар в соплячестве от него не шарахался, как от прокаженного - право, это было бы более естественным поведением для ребенка, не знакомого с довольно специфическим внешним видом протезированных. Он же умудрялся напрашиваться в гости, напрочь игнорируя странный вид соседа. Не зря, видимо, в десант пошел - там любят смелых. Конечно, они вежливо раскланивались, обсуждали новости... конечно, сотрудничали. В чем-то это было даже удобно: нет нужды приспосабливаться к незнакомцу. Конечно же, Оскар не любил Пауля, как минимум, в силу специфики отношений, они ведь не-друзья, и конечно же Пауль не любил Оскара: как можно любить тех, кто раз за разом бьет по больному? Он не помнил точно - когда и как, просто так казалось и в инстинкт вошло ждать удара под дых. По самому-самому. Возможно даже, что и случайно - а толку? Больно-то не меньше.
*** Ему было стыдно. Тогда проснулся от назойливого писка коммуникатора и свалился с составленных в койко-место стульев, выдав в обеспокоенную физиономию Вольфа затейливую тираду времен лихой десантной юности. В памяти смутно всплывало, что он, вроде бы, висел на Оберштайне и нес какую-то пургу сентиментального окраса, пока тот его укладывал. Это же надо было надраться до такой степени, чтобы по детской привычке вломиться не переночевать к не-другу. Тот, тоже в силу привычки, не иначе, пустил и теперь, со все возрастающим изумлением, слушал виртуозное исполнение большого загиба с упоминанием стульев, простыней и коммуникаторов в главной роли. После пятого Оскарового загула в квартиру Оберштайна заявился Вольф с опохмелом. После восьмого - в коридоре появилась полка с парой свернутых матрацев, а в холодильнике лишняя пара бутылок пива и аптечка, а также записка с убедительной просьбой не ломиться в окна, привлекая тем самым внимание полиции, не вышибать двери, если они заперты, не приводить посторонних и еще множество не. За изучением сего шедевра эпистолярного жанра, а так же попытками понять откуда такой полет фантазии и не списаны ли некоторые гипотетические ситуации с печальной действительности, они дождались хозяина и задали один-единственный вопрос. А как они попадут в вожделенное логово, если хозяина вдруг не будет дома? Тот жестокосердно уточнил, дают ли они честное офицерское в его жилье не безобразничать и получив вожделенную Страшную Клятву Офицера, торжественно вручил копию ключа. С совершенно кислой физиономией. - Ну, Оскар, пляши. - меланхолично предложил Вольфганг - Тебе дали официальное разрешение громить кухню и коридор. Не беспокоя соседей и не нанося вреда обстановке. И что ты здесь нашел? - Привычка - страшная вещь...
У Оскара фон Ройенталя был только один друг. И один не-друг. А как еще назвать... этого. В детстве все почти как и во взрослой жизни: есть враги, есть друзья, есть цели и средства... Тот человек еще тогда умудрился не вписаться в привычную маленькому Оскару картину мира. Не-друг, не-враг, даже не посторонний - к посторонним не сбегают с завидной регулярностью погостить, точнее - отсидеться. А друзья не игнорируют столь показательно заскочившего "к Паулю" "друга". Вот уж кем они не являлись, так это друзьями: просто Оскару нужно было иногда побыть где-то вне дома, а этому странноватому Паулю было все равно, даже если он оставался у Оберштайнов ночевать. Те, почему-то, всегда разрешали.
Однажды Оскару даже удалось затащить Пауля к себе. Тогда это казалось ему чудесной идеей - не станет же отец орать в присутствии постороннего? Не стал. Издевательски похлопал в ладоши, процедив с непередаваемым отвращением:
- Достойная тебя компания. Ублюдок и урод.
Оскар помнил, что не-друг тогда вздрогнул, казалось, что он вот-вот заплачет. Сдержался. А Оскар тогда кинулся на отца, молотя маленькими кулачками: как он смеет оскорблять его гостей? Отец тогда аж впал в прострацию - и Пауль успел оттащить преисполненного жажды мести мальчишку от большого и сильного взрослого. Видимо, поэтому никаких последствий этот инцидент не имел. Или потому, что вырываясь, Оскар сшиб с приятеля странную шапку, которую тот никогда на его памяти не снимал, разве что ночью, запирая ее в шкаф и строго-настрого запретив трогать.
Веки его были закрыты. Не то, чтобы это было странным, особенно когда перед лицом активно размахивают руками, просто он не открыл глаза даже когда потянулся подобрать странную конструкцию, даже когда промазал - начал слепо шарить по полу, пытаясь нащупать предмет. Тогда это казалось забавным и невероятно смешным. Оскар чувствовал себя героем, а в глазах отца впервые читалось одобрение и он, смеясь, играл в такие необычные салки... Это был, наверное, самый счасливый день.
Больше Пауль в гости не приходил. Сказал, с отвратительной прямотой, по праву не-друга, "мне не понравилось". Потом Оскар, обидевшись, решил тоже не ходить в гости к странному соседу, потом сосед лег в больницу на долгое- долгое время, а Оскар однажды вырос и ушел в армию, где и нашел себе друга без приставки "не".
Всретил он своего не-друга лишь спустя много лет.
Когда они встретились, Оскар его не узнал. Разве что по имени. Снятая с головы нелепая шапка-ведро утянула за собой и изрядную часть когда-то слишком богатой мимики. Осталось лишь лицо, маской занавесившее его не-друга. Впрочем, разве он сам лучше? Единственное, что напоминает детство - жесты. Бессознательные, более искренние чем слова и гримасы. Никто не позволит себе лишнего. Никто из них. Ни подхватить, ни ободрить, они же не-друзья. Они - конкуренты. Да и вообще нечего слепому делать в армии, не офицер - пародия. Такому даже в глаз не дашь, чтобы ненароком окончательно не прихлопнуть. Милый у них триумвират, отец бы одобрил: ублюдок, простолюдин и урод. И, как вишенка на торте - брат шлюхи во главе этого вертепа.
Пауль не то, чтобы был рад встрече со старым не-другом. Не то чтобы. Скорее смирился и пришел к выводу, что данное знакомство можно при достаточном желании обратить себе на пользу. Пауль не то, чтобы злился, он и узнал-то его только по фамилии - как тут забудешь фамилию склочного соседа? Он же напомнит. Ах, перестрелка у Ройенталя, ах, скандал, ах, вы не слышали - стрекочут, как кумушки и не скажешь, что фронтовые офицеры, если бы не форма. А сам трясешься, да обрываешь провод коммуникатора - не пристрелил ли кого? Ах, только окно шальная пуля разбила... но точно все целы? Точно-точно?.. Точно. Живы-здоровы - он облегченно выдыхает. Очередной раз. А в голове крутится навязчивое, что надо было придушить сопляка, пока мог, жилось бы спокойней... Глупость, конечно. Не придушил же, так чего вздыхать? Он, почему-то, о подобном даже не думал тогда, маленьким был, глупым. Как сказал какой-то мерзавец, урод и ублюдок достойная компания. Когда-то ему казалось, что такие как они должны держаться друг друга, нисмотря ни на что. Просто, потому, что остальные - по другую сторону. А потом Пауль вырос.
Встреча была... вполне обычной. "Мальчик с ведром" - ну надо же... Сейчас Паулю даже смешно. Ну да - детский протез больше всего походил на ведро, надеваемое на голову, зато не требовал сложной операции. Сейчас ему удивительно, как это Оскар в соплячестве от него не шарахался, как от прокаженного - право, это было бы более естественным поведением для ребенка, не знакомого с довольно специфическим внешним видом протезированных. Он же умудрялся напрашиваться в гости, напрочь игнорируя странный вид соседа. Не зря, видимо, в десант пошел - там любят смелых.
Конечно, они вежливо раскланивались, обсуждали новости... конечно, сотрудничали. В чем-то это было даже удобно: нет нужды приспосабливаться к незнакомцу.
Конечно же, Оскар не любил Пауля, как минимум, в силу специфики отношений, они ведь не-друзья, и конечно же Пауль не любил Оскара: как можно любить тех, кто раз за разом бьет по больному? Он не помнил точно - когда и как, просто так казалось и в инстинкт вошло ждать удара под дых. По самому-самому. Возможно даже, что и случайно - а толку? Больно-то не меньше.
***
Ему было стыдно. Тогда проснулся от назойливого писка коммуникатора и свалился с составленных в койко-место стульев, выдав в обеспокоенную физиономию Вольфа затейливую тираду времен лихой десантной юности. В памяти смутно всплывало, что он, вроде бы, висел на Оберштайне и нес какую-то пургу сентиментального окраса, пока тот его укладывал. Это же надо было надраться до такой степени, чтобы по детской привычке вломиться не переночевать к не-другу. Тот, тоже в силу привычки, не иначе, пустил и теперь, со все возрастающим изумлением, слушал виртуозное исполнение большого загиба с упоминанием стульев, простыней и коммуникаторов в главной роли.
После пятого Оскарового загула в квартиру Оберштайна заявился Вольф с опохмелом. После восьмого - в коридоре появилась полка с парой свернутых матрацев, а в холодильнике лишняя пара бутылок пива и аптечка, а также записка с убедительной просьбой не ломиться в окна, привлекая тем самым внимание полиции, не вышибать двери, если они заперты, не приводить посторонних и еще множество не. За изучением сего шедевра эпистолярного жанра, а так же попытками понять откуда такой полет фантазии и не списаны ли некоторые гипотетические ситуации с печальной действительности, они дождались хозяина и задали один-единственный вопрос. А как они попадут в вожделенное логово, если хозяина вдруг не будет дома? Тот жестокосердно уточнил, дают ли они честное офицерское в его жилье не безобразничать и получив вожделенную Страшную Клятву Офицера, торжественно вручил копию ключа. С совершенно кислой физиономией.
- Ну, Оскар, пляши. - меланхолично предложил Вольфганг - Тебе дали официальное разрешение громить кухню и коридор. Не беспокоя соседей и не нанося вреда обстановке. И что ты здесь нашел?
- Привычка - страшная вещь...
а.